Рассказ 3. Зачем?
Жизнь во многом напоминает фильм, вот только слишком негармоничный. Если бы каждый тихо выполнял свою роль, но нет же. Каждый здесь считает себя главным героем, каждому хочется занять место повыше в выстроенной иерархии. Оно и понятно. Каково это, добровольно признать себя и свою жизнь второстепенной? О нет, все вокруг второстепенны, но не ты.
Порой меня посещали подобные мысли. В такие минуты у меня было ощущение, словно смотрю на себя от третьего лица. И герой, на которого я смотрел… не нравился мне.
Я заканчивал младшую школу, когда в наш класс перевели тебя. Ты с первых же секунд всем своим видом показалась мне совершенно нелепой и несуразной. И пусть у тебя не было каких-либо внешних изъянов, тебя нельзя было назвать ни хоть немного симпатичной или, наоборот, уродиной — самое обыкновенное лицо. Пустое, серое, ничем не примечательное существо. Всего лишь еще одна из желеобразной толпы, и в скором времени ты непременно слилась бы с этой бесформенной жижей. Выпустившись из школы, я бы не вспомнил твоего имени, не узнал бы на улице, столкнись мы случайно на дороге. Из памяти легко стерлось бы воспоминание, что в нашем классе учился еще и кто-то вроде тебя. Наверное, у каждого в классе был такой человек — лица которого не вспомнишь по прошествии лет. Ты была из таких.
Верно, именно таким и должно было оказаться наше будущее.
Но все было не так.
И всему виной одна мелочь. Мы спускались по лестнице, а я перебирал в руке небольшой теннисный мячик. Самый обычный. Правда, старый и уже совсем потрепанный, но отчего-то я продолжал таскать его везде с собой, словно он был моей личной зверушкой. Я в очередной раз подбросил его в воздух, как вдруг не сумел вовремя словить, и тот покатился вниз по ступеням. А затем оказался у самых твоих ног. Ты сразу же подняла его и протянула мне, слегка улыбнувшись: «Это твое?»
Ты сделала это машинально, не задумавшись и на долю секунды. Урони этот мяч кто-то другой, уверен, ты бы поступила точно так же. Но отчего-то этим «кем-то» угораздило оказаться именно мне.
На мгновение я перехватил твой взгляд. Твои глаза смотрели непринужденно и очень искренне. Темно-карие — почти черные, и не отличишь, где начинается радужка и заканчивается зрачок. И все же тогда эти глаза показались мне светлыми… и глупыми. Тупые глаза. Глаза неудачницы. Что за дура, подумал я.
Я забрал мячик и ушел, даже не поблагодарив. В тот день я выбрал тебя.
С тех пор твоя белая полоса (или какая она там у тебя, серая?) закончилась. Стоило тебе дать неправильный ответ на вопрос учителя, и с задней парты уже слышались смешки. Как можно не знать ответ на такой легкий вопрос? И не важно, если даже тот, кто это сказал, тоже не знал верного ответа. На физкультуре тебя часто толкали, и ты всегда возвращалась с перепачканной формой, в столовой ты каждый раз роняла тарелку с едой или разливала компот, теряла сменную обувь или школьные принадлежности, постоянно разливала краски на рисовании.
«Неуклюжая, неряшливая, рассеянная» — тебе доставалось за каждую неудачу и от учителей, и от родителей. Даже мой отец не ругал меня так, как отчитывали тебя.
Поначалу так развлекался только я и мои друзья, но вскоре эта игра понравилась и другим. Неудачи стали случаться с тобой чаще. Но ты как будто и не замечала, что тебя специально толкают, не слышала, когда про тебя шептались, не обижалась, когда тебе не хватало пары. Будто бы все это происходило не с тобой, а с кем-то другим. Ты словно сама себя каждый раз убеждала — все это лишь случайность.
Когда только начинаешь жить, когда только начинаешь узнавать мир, в котором очутился, пытаешься наощупь отыскать правильный путь, ― в это время сложно сразу осознать тот факт, что в этом мире тебя могут обидеть просто так. Тебе не обязательно быть в чем-то виноватым, чтобы получить подножку и удар под дых. Будешь настойчиво вспоминать каждую мелочь, ворошить каждое воспоминание, искать хоть какой-нибудь крючок, выдернув который настоящее изменилось бы. Напрасно.
Ты чист. Так почему же теперь валяешься здесь облитым грязью?
Ты так забавно суетилась, вытряхивая на пол содержимое портфеля, когда мы снова спрятали твой ингалятор. Нас забавляли эти булькающие звуки, что доносились из твоего горла. Как будто ты захлебывалась водой. Ты как будто внезапно онемела и пыталась что-то прокричать нам сломанным голосом.
Само твое существование и есть главная ошибка. Ты приглянулся Судьбе, и она заигралась твоей фигуркой, а как надоест, выбросит, не задумываясь. И что же это получается, ты появился на свет, лишь для того, чтобы стать чей-то игрушкой? Нет уж. Раз на то пошло, тоже найдешь себе игрушку.
Но мы лишь смеялись. Нам было весело.
Наша игра заходила все дальше, но ты все терпела. И каждый день приходила в школу как ни в чем ни бывало, даже не подумывая о переводе.
Может… ты в конце концов тоже начала получать удовольствие от нашей игры?
Когда приходит осознание, злость и ярость поднимаются по пищеводу — так, что ты уже чувствуешь горький привкус желчи. Эти чувства копятся в тебе с такой силой, что однажды ты уже не сможешь сдерживать их в себе. Захочешь выплеснуть, неважно каким образом. И ты найдешь способ. Непременно.
Однажды я нашел тебя на заднем дворе в кольце девчонок. Завидев меня, они тут же разбежались, а ты лежала на влажной после недавнего дождя траве и тянулась к сломанному ингалятору. Твой взгляд слишком мутный, чтобы понять, что тянешься зря. Вся грязная, в буро-зеленых пятнах. Каждый раз делая вдох, казалось, что новые кости ломаются внутри тебя.
Колесо, которое я запустил, теперь вращалось и без моего участия.
Всего-то и нужно найти первого встречного, ни в чем не провинившегося, такого же чистого, каким был ты, — и поступить с ним в точности так же, как поступили с тобой. Она, как и ты, будет недоумевать — за что? Что она сделала не так? Почему именно она? Вини в этом того же, кто не ответил на мои вопросы. Ты будешь годами искать причину, перекапывая себя вдоль и поперек, пока от тебя не останется лишь бесцветная оболочка. Но ты все равно ничего не отыщешь. Потому что между мной и тобой не было никакой логической связи. Ты не сделала мне ничего, чтобы заслужить подобное обращение. Разве что… твоя вина в том, что в тот день подобрала мой мячик. Вот и все. Ты всего лишь удачно подвернулась мне, и я отомстил тебе за то, как Мир и Судьба, сговорившись, поступили со мной.
В тот день ты посмотрела на меня осознанным, отчаянным взглядом. Не пыталась спрятаться за маской и убедить себя в том, что все это не с тобой. Ты была готова вцепиться в первого, кто протянет тебе руку, даже если это будет твой злейший враг.
Но я прошел мимо.
Тебя все же заметили и забрали на скорой. Этот случай прогремел на всю школу, даже в газетах писали. Я сделал тебя настоящей знаменитостью и с нетерпением ждал, чего бы еще нового придумать, когда ты вернешься.
Вот только… ты оказалась не такой, как я. Ты не продолжила этот проклятый круг, не изменилась, поддавшись ярости и ненависти.
Ты не вернулась.
Как же глупо. Я так отчаянно желал выблевать грязь, которую запхали мне в желудок. Думал, что смогу освободиться от смердящей вони, если проделаю то же самое с тобой, если брошу в тебя камень… С самого начала ты слишком сильно отличалась от меня. И ты проглотила все, что я выплеснул на тебя.
В тот же миг ты очистилась, а грязь внутри меня впиталась в плоть и, слившись с кровью, навеки стала частью моего естества. Теперь я не просто такой же урод, как другие, нет. Я стал хуже кого бы то ни было.
До самого выпуска никто из одноклассников со мной не разговаривал.
А теперь я снова стою прямо перед тобой и снова вижу эту искреннюю улыбку на твоем лице. Как… как ты можешь так улыбаться после всего, что случилось?
— Так ты из моего класса… — Ты внимательно посмотрела на мое лицо, как будто пыталась выудить что-нибудь из памяти, но твой взгляд не помрачнел. — Понимаешь, у меня есть некоторые проблемы со здоровьем… — заговорила ты, чуть смутившись, но затем снова посмотрела прямо мне в глаза. — Я столкнулась с этим еще в младшей школе. Если со мной случается что-нибудь плохое… я забываю это. Это как защитный механизм, так организм пытается оградить себя от стресса, который наносит непоправимый вред психике. Поэтому… — ты снова улыбнулась, немного грустно, — Прости, что забыла тебя.
Нет… Нет, не смей. Не извиняйся! Почему, почему ты извиняешься? Ты издеваешься надо мной? Все эти годы, хоть и знал, какая ты, все же мечтал о том, что однажды встречусь с тобой, и ты наорешь на меня, ударишь, будешь царапаться, кусаться, рвать меня своими словами, будешь стыдить, обвинять меня и будешь права. Я принял бы любое наказание, но ты… ты улыбаешься?
Забыть меня — самое худшее, самое мерзкое и отвратительное, что ты могла сделать.
— Из-за этой болезни я частенько попадаю в нелепые ситуации, — ты усмехнулась, как бы посмеиваясь над самой собой. — Могу даже снова сойтись с человеком, который однажды уже причинил мне боль…
Прямо сейчас я…
— Наступаю на те же грабли снова и снова. Может, кто-то скажет: «Да ты счастливица! Помнишь только хорошее!» Но знаешь… из-за этого я не могу обрести опыт и двигаться дальше. Человек ведь может научиться новому, пережив ошибки. А я не могу встать на ступеньку повыше, меня как будто все время отбрасывает назад.
Что я сделал с тобой?..
— Хотя иногда я думаю по-другому. Может, если такое случилось именно со мной, значит так и должно быть? Может, я действительно просто не смогла бы пережить все то плохое, что со мной случалось. Может, только лишившись этих воспоминаний, я смогла дожить до этого момента?
Ты вдруг взяла меня за руку, и я чуть вздрогнул, почувствовав тепло твоей кожи.
— Вот только я больше не хочу жить вот так. Жить как… неполноценная.
Ненавижу.
— Родители никогда не откроют мне правду, поэтому… Можешь… рассказать мне… — твои глаза светились надеждой и сейчас казались такими большими. — Какой я была в школе? Меня… обижал кто-то?
Я ненавижу тебя.
Тебя я…
Так…
Так сильно…
Так сильно, что хочу разорвать себя.
И повторить все сначала.
Прост мои мыслиПрост мои мысли:
Во второй части мысли ГГ больше не выделены курсивом, т.к. ГГ больше не воспринимает себя как кого-то другого.. Он наконец-то понимает, что все эти поступки совершил он сам, а не другой человек, не другое его "я".
В конце ему хочется снова все повторить, но его мысли по-прежнему не выделены курсивом. Последние слова — выравнивание справа. Т.е. теперь он поддастся безумию осознанно.