Ну и собственно вот они.


Орёл и Флейта

Часть 1

Часть 1

Úti við heimsins enda flúgva fuglar
Úti við heimsins enda skríggja (с).

На край света тянутся вереницы птиц,
На краю света слышен их хриплый визг.
(вольн. пер.)

Когда солнце наливается красным, тяжелеет и клонится ко сну, хорошо послушать, как играет флейта, провожая своим пением очередной день. Нава была еще совсем крохой, когда старший братец Дей водил ее на скалу у Змеиного озера. Пусть на вершине было холодно и так высоко, что кружилась голова, именно там звуки могли расправить крылья и разлететься по всему Горному королевству, до самых дальних границ.

Нава могла часами просиживать около Дея, погружаясь с головой в мягкие мелодии, словно в одеяло. Эта музыка была лучше матушкиной колыбельной. Даже деревья склоняли кроны, приглушая шорох листвы, и с интересом прислушивались к новой песне. Жители деревень все больше привыкали к игре Дея, и откладывали все дела, стоило только услышать знакомые звуки издалека. Каждый вечер улицы резко стихали, погружаясь в обволакивающую симфонию. Даже королева в замке из платинового камня одергивала шторку и выглядывала в окошко. Была ли флейта, вырезанная из старого клена, тому виной или сам Дей был наделен таинственной силой, что позволяла извлекать самые чистые мелодии? Как бы то ни было, они с флейтой стали неразлучны. И Нава уже не могла представить брата без флейты в руках или за поясом, словно этот инструмент был неотделимой частью его тела.

Братец Дей был тем, кто показал маленькой Наве, какой великой магией может обладать музыка. Если бы только они могли чаще приходить на скалу у озера, но дома дел невпроворот. После долгой войны в семье остался лишь один сын, и большинство хлопот легло на его плечи. Но Дей никогда не жаловался. Напротив, он с охотой брался за все, что бы ни поручили, часто взваливал на себя больше, чем мог вынести, за что матушка часто сердилась на него.

Старших братьев Нава помнила плохо, и поэтому всякий раз с искренним интересом слушала, когда о них вспоминал Дей. Даже если его истории повторялись, слова путались или если в его речах были понятия, которые девочка еще в силу возраста не могла постигнуть, — все равно слушала так же внимательно, что и музыку, которую извлекала его флейта. К тому же, хоть Нава и была еще слишком мала, но каким-то внутренним инстинктом чувствовала — Дею необходимо вспоминать о братьях снова и снова. Чтобы не забыть по прошествии лет ни одну деталь, ни одну случайную мелочь. Тоска, горечь и вина так отчетливо звучали в его словах, или в его молчании, или в улыбке, или в музыке — во всем. Дей будто бы целиком состоял из этих трех чувств, словно они уже успели срастись и стать неотъемлемой частью его существа.

Дею всегда казалось, что он должен был пойти той же дорогой, что и братья. Но тогда он был еще слишком мал, а как вырос — война закончилась, навсегда лишив его шанса проявить себя, выполнить, как ему казалось, главное предназначение в жизни. Порой Дею даже хотелось, чтобы война снова вернулась. Он ненавидел, корил, истязал себя этими мыслями, но те возвращались к нему снова и снова. Об этом он сестре никогда не говорил и никому другому тоже. Лишь однажды Нава случайно стала свидетелем картины: как плачущая мать обнимает единственного сына и никакими словами не может вырвать эти думы из его головы.

Нава росла, и вскоре Дей решился обучать ее игре на флейте. Каждый раз, как девочка брала в руки столь важный инструмент, ей казалось, будто она прикасается к драгоценному камню. Она прилагала все усилия, на какие только была способна, но была не в силах отразить хотя бы тень мастерства брата. Каждый раз ее пальцы дрожали, и звук не выходил чистым как положено.

«Ничего, — говорил ей брат. — Все еще впереди».

Если братец всегда будет рядом, она не против так и остаться позади, а вместо того, чтобы попытаться достичь его высоты, стать для него опорой.

Дей был одним из тех людей, которым судьбой предначертано совершить что-нибудь великое, изменить сложившийся уклад привычной жизни. И, возможно, он и правда смог бы внести свой вклад в историю Горного королевства. Дей был идеален. Мать гордилась им, а все кто встречал, ставили в пример. На него любому хотелось равняться, за ним хотелось следовать. Он вдохновлял людей на самые светлые поступки. Он был… был.

Едва будущее приобрело блестящие серебристой кромкой очертания, как зерна надежды вырвали из груди, оставив незаживающий след. В тот день пение флейты резко оборвалось, и все, кому так полюбилось слушать игру Дея по вечерам — от простых крестьян до знатных вельмож — с удивлением замерли и бросили взгляд в сторону изогнутой скалы. Они всё ждали, ждали, начинали встревоженно перешептываться, но мелодия так и не возобновилась.

В памяти маленькой Навы запечатлелись лишь обрывистые образы: небо цвета переспелого яблока, леденящий порыв ветра, приглушенный крик, резкий вздох… и крылья. Гигантской величины крылья.

Птицы унесли Дея, — единственное, что намертво запечаталось в ее сознании.

Наву нашли на том же самом месте, где они с братом всегда так любили коротать вечера. Вся в царапинах, белое платье и лицо — в мелкой сеточке из красных капель, словно попала под кровавый дождь. А у ног флейта. Девочка все смотрела в одну точку, на край обрыва, и никто не смог бы добиться от нее ни одного вразумительного слова, даже если бы пожелал. Мысленно она повторяла и повторяла без конца: крылья, крылья, крылья…

Смутная то была история. И хоть единогласно было решено, что Дей погиб, свалившись со скалы, мало кто верил этому заключению. Ведь в Змеином озере Дея так и не нашли и нигде в округе тоже, он будто бы растворился в воздухе. Ни единой зацепки, только эта девочка, что вызывала лишь больше подозрений. Может ли быть, что она…

«Убийца! Убийца! Ты и только ты убила Дея. Ты стерла с лица земли единственного, кто стал нашей отдушиной», — Нава слышала эти слова в голове каждый день божий. Матери уводили от нее детей, прохожие скорее проносились мимо, стараясь не смотреть ей в глаза, старухи бормотали что-то и плевались в ее сторону, собаки рычали и лаяли, гоня прочь. Осуждающие, пугливые, злобные лица… они преследовали повсюду.

Флейта стала единственным утешением для Навы. Лишь она и ее музыка, могли прогнать голоса из головы и стереть из памяти лица. Потребовалось немного времени, и уже скоро Нава не могла ни дня дышать без флейты. Звуки, зарождающиеся в глубине легких и извлекаемые кончиками пальцев, летели в небесную высь, смешиваясь с перистыми облаками. Едва заслышав очертания новой мелодии, птицы замедляли свой полет и льнули ближе к земле.

Теперь и Наве были знакомы те чувства, что некогда испытывал брат. Они копились в груди, сжимались в тугой комок и на одном выдохе высвобождались стремительным потоком. Отпустить их, вот что нужно.

Каждый раз глядя на небо цвета закатного солнца, Наве думалось, что ее брат тоже стал частью этого неба. Может, если она приложит больше усилий, если Небу понравится ее игра, оно отпустит его?

Девушка продолжала играть, в тайне храня в сердце надежду. И вот однажды мелодия стала такой же чистой, как ручей, и мягкой, как матушкин пуховой платок. Та самая высота, та самая песня, которую однажды выдумал Дей. Звуки, подхваченные эхом, разлетались по всей округе, смешиваясь с порывом воздуха.

А где-то за чертой горизонта, пересекая горные хребты, летел черный Орел. Стоило услышать завораживающую мелодию, как ноты тут же опутали его крылья, заполняя собой каждое перо, проникая в самое сердце. В ту же секунду орел позабыл куда направлялся и зачем. Развернулся и отправился в обратную сторону. Во что бы то ни стало ему было необходимо узнать, откуда доносится музыка, и увидеть того, кто ее исполняет. Может, это поет птица? Но за все время своего существования он ни разу не слышал ничего подобного. Казалось, между источником звука и его крыльями образовалась тонкая, но прочная нить. Она звала, тянула Крылатого в свою сторону и не желала отпускать.

Орел послушно следовал вслед за ней, и вскоре та привела его к острой скале, которая с неба напоминала полумесяц, а огибало ее извилистое озеро, все равно что змея. Люди глупы. И не подозревают о значении этого знака, высеченного самой природой.

Опускаясь все ниже, его тень на земле увеличивалась все больше и больше. Резкий рывок, и он уже у кромки отвесной скалы, но музыка вдруг прервалась. Девушка смотрела на него с испугом, а из ее дрожащих рук выпала палочка с множеством отверстий. Очевидно, это и есть тот инструмент, что издавал эти звуки.

В глазах у Навы отразилась огромная черная птица с заостренным клювом, будто бы предназначенным для того, чтобы отнимать чужие жизни. Только сделай неверный шаг, и тут же окажешься выпотрошенным наизнанку. Колени подогнулись, и девушка упала на землю, все еще не отводя взгляда от крылатого чудовища. Монстр был крупнее обычного орла, ростом едва ли не с человека. По щекам потекли горячие слезы, Нава приложила руки к губам, а в глазах вдруг появилось удивление и странная надежда.

«Дей… это ведь ты. Ты же?»
Часть 2

Часть 2

Каким существом притвориться?
Кто новый подарит мне кров?
Мельтешат незнакомые лица,
Проливается черная кровь.

«Дей… это ведь ты. Ты же?» — прошептала она так тихо, что только чуткий слух помог Орлу услышать ее слова.

Крылатый наклонился и, нашарив что-то на земле, протянул ей. В его клюве была зажата флейта, которую недавно обронила девушка. С минуту Нава смотрела на Орла, как будто не понимала, что он пытался ей сказать. Только разглядывала птицу сосредоточенно, радуясь возможности рассмотреть так близко. Потом вдруг опомнилась и приняла протянутую вещь.

— Конечно… конечно, Дей. — произнесла она дрогнувшим голосом, живо вытирая слезы с лица. — Я сыграю для тебя.

Она сжала инструмент в руках и, закрыв глаза, несколько раз сделала глубокий вдох, чтобы выровнять сбившееся дыхание. Затем плавным движением приложила флейту к губам, и ее руки больше не дрожали. Мелодия снова ладным ручьем полилась со скалы. Орел замер и закрыл глаза, он слушал музыку до того внимательно, ловя каждую ноту, каждый легкий звук, что и не заметил, как песня достигла своего завершения. Ему все еще слышались отголоски растворившейся песни в тишине.

Крылатый сейчас напоминал статую, высеченную из мрамора. Точно ли он живой, а не часть архитектурного строения? Нава невольно коснулась бурых перьев, но Орел тут же дернулся и открыл глаза.

— Знаешь, Дей, ты всегда был где-то очень далеко. Даже когда был рядом со мной, — она сидела рядом, погруженная в воспоминания. И ее голос звучал так же мелодично, как и песня, издаваемая флейтой. — Ты раскрывал передо мной свое сердце, а я была еще слишком мала, чтобы понять тебя, — ее взгляд помрачнел. — Я часто думаю, что если бы я смогла поддержать тебя, смогла найти нужные слова и подарить тебе новую цель… Может, тогда все сложилось бы по-другому.

Нава подняла взгляд, переполненный стольких разнообразных чувств, которые Орел никогда не видел ни в чьих глазах. Ему было сложно понять, о чем она говорит и почему видит в нем Дея, но еще больше его изумляло то, что она смогла увидеть в нем человека.

Нава снова обратилась к Орлу, и в ее словах зеркально отразились его собственные мысли.

— Если бы я могла поговорить с тобой сейчас… Что бы ты сказал мне? Смогла бы я понять тебя?

Не успел Орел принять какое-либо решение, как Нава вдруг приблизилась к нему и порывисто обняла, зарываясь носом в черно-бурые перья. Орел пахнет лесом… и небом.

«Неужели совсем не боишься?» — пронеслось в мыслях. Его клюв почти касался незащищенной кожи. Люди слабы. Она и не подозревает, насколько беспомощна сейчас. Ничего не стоит разломить ее кости, она и вдохнуть не успеет. Крылатый почти чувствовал сладковатый привкус крови. Но не спешил. Ведь и частое сердцебиение он тоже почувствовал, и тепло. Такому слабому человеку не под силу согреть его, но все же по какой-то неведомой причине Орлу впервые было так тепло.

— Я скучаю по тебе, Дей. Может быть однажды ты вернешься ко мне?

Она вдруг отстранилась и отступила на несколько шагов назад.

— Теперь улетай. Лети туда, где сможешь быть свободным. И ни о чем не думай.

Сначала приближается непозволительно близко, а потом внезапно отталкивает и гонит прочь? О чем она только думает?

И Орел улетел. Резкой стрелой взметнулся в небо и последовал вслед за клонящимся к горам солнцу. Широко расправив крылья, он парил, нависая над землей, и каждым пером чувствовал сердцебиение позвоночных животных и всех, кто только касался поверхности земли. Под его крыльями трухлявые дома сменялись витиеватыми лестницами и высокими башнями. Люди так наивно тянуться к небу, но никогда им не постичь его истинного величия. Они и не подозревают о смертельной опасности, что нависает прямо над головой.

Даже с такой великой высоты острый орлиный глаз заметил лисицу, подстерегающую добычу. Никогда она не волновалась о том, что может стать добычей для кого-то еще. Стремительно снижаясь, Орел вытянул лапы вперед и молниеносным рывком схватил жертву, оглушая ее ударом клюва. Она и оглянуться не успела, как оказалась в железных тисках. Когти рвали шерсть, оставляя смертельные раны, а клюв вонзался в свежую плоть и каждым движением все больше раздирал тело лисицы, приближая мгновение смерти. Животное упиралось, корчилось, рычало из последних сил. Всегда они так. Сопротивляются до последней секунды.

Что-то приглушенно хрустнуло, и шея лисицы оказалась сломана. Лиса обмякла и больше не сопротивлялась. Черные перья все сильнее окрашивались в красный. Вязкая кровь, смешавшись со слюной, стекала с заостренного клюва, и кости Крылатого крепли с каждым проглоченным куском, а кровь скорее циркулировала по венам.

Орел пожирал все больше и больше. Он клевал сердца матерей и детенышей животного мира, но никак не мог насытиться. Каждый раз стискивая в когтях новую жертву, еще чувствуя частое сердцебиение и ощущая горячую кровь, сочащуюся из открытых ран, — ему виделось лицо Навы. Снова и снова.

Сколько бы ни отнимал жизней, сотни жертв не могли наделить его крылья той же силой, что дарила всего одна нота из песни Навы. Почему он не может выбросить ее из головы? Или эта музыка околдовала его? И все же, единожды услышав, крылатый зверь уже не мог выбросить ее из головы. Во что бы то ни стало, ему было необходимо услышать ее еще раз. Хотя бы раз.

Орел бросился в скитания по миру, облетел сотни деревень и десятки замков, но никак не мог ее отыскать. А ведь ему никогда не стоило труда отыскать мелкого зайца, что уж говорить о человеке? Крылатый прислушивался, но не мог различить ничего кроме завывания ветра, мирного шороха листвы или уханья совы вдалеке.

«Что-то Нава совсем не играет…» — поймал он чей-то голос.

«Может, оно и к лучшему», — ответил кто-то другой.

Орел расспрашивал деревья и цветы, но те указывали в разные стороны. Даже у Ветра спросил верный путь, но тот лишь уклончиво ответил: «Спеши, спеши! Берегись, как бы Время не обогнало тебя».

Крылатый облетел множество деревень, но так и не смог найти ни единой ниточки. Нава будто бы исчезла, не оставив и следа. Наконец он вернулся обратно в Горное королевство, сидел на вершине изогнутой скалы у озера, но той девушки тут по-прежнему не было. С лунной скалы открывался вид на горы и скалы, что простирались далеко за горизонт. Словно и ненастоящие.

Как вдруг Орел уловил едва различимые звуки и узнал эту мелодию с первой же секунды. Сорвавшись с места, ринулся к зарождающейся музыке. С каждым взмахом крыла песня раскрывалась, переливаясь разными гранями, она кружилась в воздухе, завораживая и запутывая тысячью нитей. То громче, то тише: она преображалась, изменяя свое настроение с каждой секундой. Всего одна флейта, но она создала целую симфонию.

Наконец Крылатый спустился к елям и стройным лиственницам, а затем замедлил полет, принявшись наматывать круги в небе. В высокой траве лежала девушка, словно укутанная теплой шубой. Едва различишь ее среди деревьев, и флейта снова была у нее в руках.

Нава заметила Крылатого, но песню обрывать не стала, пусть и хотелось улыбнуться и засмеяться в приветствии. Но песни не должны обрываться, раз уж были рождены на свет, это Нава усвоила твердо.

Мелодия летела к небу, ловко преодолевая ветви деревьев, и, достигнув цели, закружила Орла в своем танце. Оторвавшись от земли, песня флейты была словно огонек, она прыгала с одной высоты на другую и была готова рассказать тысячи историй в одном танце. Орлиные крылья были так широки в этот миг, что он смог бы объять ими целый мир.

Плавно приводя песню к своему завершению, Нава была, словно мать, напоминающая ребенку, что пора возвращаться домой. И песня стихла. Девушка поднялась на ноги, и Орел тут же спустился к ней. Нава ласково погладила его по голове, и в этот раз Крылатый не уклонился. Слишком покладистым он становится.

— Узнаешь ли ты меня, Дей? — произнесла тихо. — Вижу, что нет. Иначе я бы поняла это по твоим глазам.

«Почему ты так отчаянно ищешь его во мне?» — хотелось ему сказать.

— Но все же я рада снова видеть тебя.

Если ей так сильно этого хочется, он станет для нее Деем. И кем бы то ни было другим. Только бы позволила слушать эту музыку.


С тех пор где бы ни был, Орел всегда искал музыку Навы. И всегда находил. Каждый раз флейта в ее руках звучала по-разному, и все же не признать ее было невозможно. Нава тоже брала в руки флейту и с нестерпимым ожиданием в тайне надеялась поскорее услышать знакомый орлиный клекот вдалеке.

Часто она рассказывала Орлу свои мысли, а тот слушал внимательно, и Нава была уверена — понимает каждое слово. Она вспоминала те дни, когда они с братом были неразлучны, помнила даже случайные мелочи, которые для Дея в то время не играли особого значения. Но теперь Нава так же, как и некогда ее брат, старалась не упустить из прошлого ни одной зацепки.

В такие дни, слушая искренние слова Навы, Орел жалел о том, что вынужден скрывать от нее правду, представляясь кем-то другим. Но в иные дни ему казалось, что, возможно, между Деем и ним самим действительно есть некая связь. Быть может, он и правда просто забыл что-нибудь важное? Быть может, он… Но скорее ему просто хотелось так думать. Ведь так?

Забравшись на лунную скалу у Змеиного озера, Нава отыскала то самое место, где навсегда исчез братец. Камень здесь по-прежнему был темнее из-за впитавшейся крови. Нава села на самый край, свесив ноги в пропасть, и отстраненно посмотрела вдаль. Ее взгляд потускнел. Выцветший на солнце лист — так бы Орел описал ее сейчас, но ведь в ее жизни было не так уж много волшебства солнечного света.

— Отсюда все королевство как на ладони. Можно даже разглядеть Падшую реку. Не знаю, помнишь ли ты, но именно она является границей между Горным и Снежным королевствами. А назвали ее так в честь воинов, что пали в бою. Возможно, среди них были и отец с братьями… — Нава помрачнела, смотрела строго. — Каждый раз, когда смотрю на нее, мне ужасно сильно хочется, чтобы она пересохла… Как же глупо, — она усмехнулась самой себе. — Ведь подобная выходка ничего не изменит.

Нава хоть и говорила, обращаясь к Орлу, все же казалось, что она ведет диалог сама с собой. Невольно пришла в голову мысль, что после потери брата в подобных размышлениях она и коротала дни.

— Сколько боли и страданий принесла людям эта вражда… Если бы наши народы могли жить мирно, не воюя между собой, ни братья, ни ты, Дей, не оставили бы меня так скоро, — она посмотрела на небо, отливающее желтым, красным и оранжевым. — Почему мы так стремимся отгородиться друг от друга? Зачем строим заборы и стены? Земля одна, а мы всё стремимся разделить ее на отдельные части и развязываем войны, стоит кому-нибудь не хватить положенного куска… Птицы понимают, что небо нельзя разделить. Они всегда едины между собой.

«Ошибаешься, Нава. Орлы еще бо́льшие эгоисты, чем люди».

— …Почему мы не птицы? — произнесла она с горечью, готовая раствориться в любой миг. Затем опустила взгляд в пропасть. Отсюда Змеиного озера почти не разглядишь из-за туманной пелены. Голова вдруг закружилась, и Нава качнулась, едва не свалившись вниз, как острый клюв схватил ее за одежду и одним рывком Орел оттащил ее от края.

— Ох, прости, прости, — она беззаботно улыбнулась, словно и не была в шаге от смерти секундой назад.

«Не смей так говорить, — глаза у Крылатого зверя вспыхнули гневом. — Вы, люди, завидуете нашим крыльям, так бессмысленно растрачивая то, чего все мы лишены. А ведь другие на многое пойдут, чтобы отнять у вас то, чем не дорожите».

— Прости, — повторила она, посмотрев прямо в глаза. То же слово, но теперь оно звучало совсем по-другому. Она произнесла это твердо и смотрела осмысленно, будто смогла услышать внутренний голос Орла.

А может, она и правда читает мысли по глазам?..


Часть 3

Часть 3

На край Неба слетаются птицы,
В бесконечность сплетается зов.
Разорвут выкройку спицы,
Не поведет невинная бровь.

«…Все это Нава, ее вина! Ее игра диких птиц приманивает. Беду она кличет», — как-то услышал Орел и тотчас развернулся в сторону Горного королевства. Он был уже совсем близко к лунной горе, но песни Навы не слышал. Почему не играет? Редко когда встретишь ее не сочиняющую новые мелодии. Невольно пронеслась мысль: что если, она снова исчезла? Ведь она единственная, кого Орлу до сих пор не удавалось отыскать так легко.

Крылатый полетел скорее, но вскоре уже заметил фигуру Навы на земле. Незаметно для себя, проронил вздох и снизил высоту. Нашел.

Она спокойно сидела, облокотившись о камень, поросший мхом, а флейта отдыхала около нее. Сама девушка была занята чем-то другим в этот раз. В одной руке держала ткань червоного цвета, в другой — иголку с ниткой. Смотрела сосредоточенно, глубоко погрузившись в свои мысли, — так, что даже крылатого зверя не заметила. А ведь она замечала Орла, стоило его силуэту едва нарисоваться на горизонте.

Наконец увидев его, Нава чуть смущенно улыбнулась.

— Холодает, поэтому я подумала, что этот шарф тебе пригодится, — она провела рукой по нежной ткани и коснулась пальцами вышитого цветка. — Я вышила на нем азалию, она изображена на государственном гербе нашего королевства. Говорят, в ее листьях содержится яд, но в лечебных целях малая доза может даже поднять человека на ноги. С виду она похожа на суховатый кустарник с мелкими шершавыми листьями, но стоит цветам распуститься, как она преображается до неузнаваемости. Так и наше королевство. Суровые земли, частые дожди, люди, истощенные голодом и войной, но в нужный момент мы готовы броситься в омут с головой. Беда не истощает нас, а лишь делает сильнее. — Нава вдруг хмыкнула сама себе и сказала: — Любим же мы, люди, выдумывать всякие истории про цветы…

Орел замер, насторожившись. Это прозвучало так, словно Нава уже давно знает о его обмане и сейчас добавит: «...в отличие от вас, долговечных». Но она лишь сказала: — …правда, Дей? — и фраза полностью преобразилась. На секунду ему показалось, что эта девушка дразнит его, но Орел мигом отбросил эту мысль.

Нава осторожно завязала Крылатому шарф, яркий цвет контрастно отливал на фоне черных перьев. Но потом вдруг спохватилась:

— А что если он будет мешать тебе в полете? Ты тогда дай мне знать, ладно? Просто… мне очень хотелось сделать для тебя что-нибудь.

Она уже потянулась рукой, чтобы снять шарф, но Орел увернулся. Нава улыбнулась, и в тот же миг прямо на ее волосы упало несколько снежинок. Девушка обернулась, и пушистый снег повалил с большей силой. Нава стояла в легком платье, смеялась и ловко ловила снежинки. Словно ребенок. Невольно пронеслась мысль, что ей этот шарф сейчас нужнее будет, но девушка, снова прочитав его мысли, ответила: «Мне не холодно, не беспокойся».

Она и правда совсем не дрожала, и цвет лица у нее был здоровым, словно сейчас было лето, а не начало зимы. Нава наблюдала за причудливым танцем снежинок в небе, а Орел в свою очередь наблюдал за ней. А ведь ему никогда не приходила в голову мысль, что Нава тоже может хранить от него секреты, пусть сейчас и зовет его своим братом.

«Что же творится у тебя в голове?»

Словно отвечая на немой вопрос, она заговорила:

— Всякий раз как играла, я вспоминала тебя, Дей, и думала о том, сколько людей слушало твои песни, сколько сердец согревала твоя музыка… — ее взгляд вдруг потемнел. — Но у меня не выходит как у тебя. Я бы могла вывернуться наизнанку, да только люди все равно не желают слушать мою игру. Боятся меня. А все оттого, что я не ты. Я не Дей.

«И что с того, что ты не он? — глаза у Орла вспыхнули. — Что тебе с этих людей? Зачем тебе согревать тех, кого даже не знаешь? Их счастливые глаза не наполнят твой желудок. Так зачем же?»

«Верно. Но зато они наполнят мое сердце», — ответила бы Нава, будь у нее возможность услышать внутренний голос Орла.

Как вдруг чья-то тень появилась за спиной Навы, а из темноты блеснули обезумевшие от голода глаза. Не успела девушка и вздохнуть, как Орел молниеносно оттолкнул ее и принял на себя гнев того, кто осмелился так опрометчиво сменить место охоты.

Волк и Орел сцепились быстрее, чем молния достигает земли. Их поединок был словно предрешен самой судьбой.

Крылатый впился цепкими когтями в шкуру противника, но и волк не сдавался так легко. Рычал, упирался, норовя сбросить птицу со спины, кусал бурые перья. Но крылатый зверь будто бы и не чувствовал боли, лишь сильнее махал крыльями и, даже оказавшись опрокинутым, не разжимал стальной хватки. Они падали, поднимались, ранили, истязали друг друга, и никто не желал сдаваться первым. Уворот, резкий выпад, и, наконец улучив нужный момент, Орел оглушил обидчика ударом клюва. Волк ослабил хватку на секунду, и тут же оказался намертво пригвожденным к земле. Изогнутый клюв впился в волчью шкуру, разрывая животное одним махом.

Волчья кровь вязкая, немного соленая, но такая манящая… Орел глубже раздирал раны, глаза начала застилать пелена. Алый, повсюду лишь ядовитый алый. Этот цвет затягивает в свои сети, отравляет и пожирает живьем, как океанское чудище обхватывает щупальцами добычу и заглатывает целиком. Не Орел сейчас трапезничает, нет. Алый цвет подсунул эту приманку, дабы самому поглотить владыку неба.

Верно… все верно. Ведь он монстр, воплощение темноты. Никогда не стоило об этом забывать.

— Не надо, Дей! — Нава вдруг обхватила Орла сзади.

«Я не Дей», — фраза застряла в горле, и Нава услышала лишь сдавленный рык. — «Не хочу быть Деем».

— Тебе ведь… не нужно его убивать.

Крылатый замер. Нава шептала ему что-то еще хриплым голосом, и пелена начала отступать. Наконец разжал клюв, и отпустил, отступив назад. Прыгнул на камень и надолго ушел глубоко в свои мысли. Не двигался.

Нава склонилась над животным, волк все еще дышал. Взяв в руки иголку, принялась зашивать рану. Хоть пальцы и дрожали, пыталась сохранить холодный рассудок, делала глубокий вдох и продолжала уже увереннее. За все время Крылатый так не взглянул в ее сторону. Лишь когда услышал, как волк поднимается и, прихрамывая, направляется прочь, обернулся.

Девушка заглянула в орлиные глаза. Ее ладони, словно затянутые в красные перчатки, а на светлом платье, как ни странно, ни пятнышка. Она приблизилась к Орлу и коснулась шарфа, что все еще был у него на шее. Порвался совсем и запачкался.

Что-то промелькнуло в глазах у Крылатого, и Нава мигом перехватила даже эту мелочь. Чуть улыбнулась и кивнула:

— Я все исправлю, не переживай. — Раньше Орел не обращал внимания, но эта девушка и правда преображала все, с чем только соприкасалась. — В конце концов, шарф починить легче, чем вернуть по ошибке отнятую жизнь.


Все чаще крылатые монстры уносили людей. Даже поговаривали, что птицы разрушили целую деревню. Да только правда это или вымысел? Кто разберет…

— Не думай, я не верю, что ты мог быть одним из них, — говорила Нава, протирая флейту от пыли.

«Может, напрасно не думаешь?»

Но девушка не обратила внимание на Орла, хотя и отложила флейту в сторону. Сегодня она была особенно задумчивой, хотя подобное с ней случалось не в первый раз. Время от времени Нава так глубоко погружалась в пучины раздумий, что отрешалась от всего и вся. Словно ее сознание перемещалось в некий потусторонний мир.

— …А еще говорят, у Короля родилась дочь, да к тому же девочка не может видеть. Недобрый знак, — она вдруг резко замолкла. Сейчас она говорит так же, как и те люди, что желали слышать лишь музыку Дея.

Девушка нагнулась и подняла что-то с земли.

— Не возражаешь, если я позаимствую? — В ее руке было черное орлиное перо. Отодвинув еще пару камней, она достала из тайника коробочку с темной жидкостью и пару листков бумаги. И где только раздобыла?

Нава сосредоточенно писала о чем-то, иногда ее перо замирало в воздухе, будто не решаясь коснуться бумаги, затем снова уверенно выводило непонятные Орлу буквы и слова. Как все оказалось готово, девушка еще раз окинула взглядом исписанный лист, придирчиво оценивая его. Но кажется, в целом она была довольна тем, что получилось.

Наконец посмотрела на Крылатого.

— Дей научил меня грамоте. Вот и пригодилось… Только не думала я, что по такому поводу. — Когда чернила высохли, она аккуратно сложила письмо в несколько раз и, завернув в еще один листок, протянула Орлу.

— Но если в тех слухах есть хотя бы доля правды, медлить нельзя… Дей, смог бы ты слетать, отнести это письмо? Заодно и глянешь, как дела обстоят.

Она шепнула Крылатому куда именно необходимо слетать, но тот медлил. Находилось это далеко, даже ему понадобится хотя бы день провести в пути.

Нава чуть улыбнулась и погладила бурые перья.

— Время — всего лишь химера. Оно мне не страшно.

Взмах крыльев, холодный порыв ветра, и Орел уже был высоко в небе.

— Будь осторожен, — шепнула Нава, и ее слова полетели за птицей вслед.

Девушка еще долго сидела, наблюдая за тем, как Крылатый все больше отдаляется. Его силуэт терялся за вершинами гор и кронами деревьев. Тогда Нава забиралась на ближайший пригорок или холм и продолжала неотрывно следить до тех пор, пока черные крылья совсем не растворятся в рыже-голубом небе. Нава всегда любила провожать Орла взглядом, но отчего-то в этот раз ей было неспокойно.

Солнце клонилось к вершинам скал, но его лучи все еще ярко освещали зеркальное небо всеми теплыми красками. Каждый раз небесное светило будто силилось задержаться подольше и всеми силами цеплялось за озера и реки, моря и человеческие глаза — все, в чем задерживается его свет. Каждый раз как последний.

Нава обернулась, и ее взор бросился в противоположную сторону. На небосклоне проступил бледный месяц. Скрюченный, отливающий темно-красным и окруженный ежевично-бурыми облаками, он словно насмехался над солнцем, что так отчаянно не желало покидать свой пост. Отсюда небо казалось совсем другим. Но ведь еще и правда было слишком рано для заката. Почему же так внезапно потемнело? Мир вдруг погрузился в непроглядную черноту.

Приглядевшись сильнее, Нава замерла и стала белее полотна. Ни слова она не смогла бы произнести в эту секунду. Однажды ей уже доводилось испытывать подобное чувство. Вот только вспоминается так смутно…

Нет, не ночь это наступает, не облака застилают небо. Небо все сильнее заволакивало черным дымом, готовым проглотить все, что попадется на пути.

И были это черные… птицы.

***

Орел летел быстрее любого ястреба и не оглядывался назад. Такая уж привычка: раз выбрал путь, сомневаться не нужно. Бессмысленно. И цели не достигнешь, и уже обретенное потеряешь.

Крылатый следовал за Ветром, и тот позволил ему поймать воздушное течение. Деревни сменялись городами, а широкие поля — скалистыми каньонами. Скалы, словно скульптуры, могущественно возвышались над землей, и каждая обладала запутанной историей и нераскрытым смыслом. Медное солнце играло рельефной поверхностью земли, широкие лучи рассеивались, западая в котловины и отливая на утесах, углублялись тени, отчего пейзаж казался еще более контрастирующим, чем раньше.

В каждом камне чувствовалась рука великого творца. И только птицы могли по-настоящему оценить грациозную символичность островершинных склонов и долин, что растянулись на сотни километров. Вся земля под ярким небом была словно пасть огромного чудовища. Только опустись пониже, и она непременно сомкнет челюсти, навсегда лишив тебя возможности когда-нибудь снова возвыситься над облаками.

Невозможно в полной мере ощутить всевластие неба, не познав величественность земли. Как жаль, что дети обоих миров так часто забывают об этом.

Не успело солнце склониться к закату, как Орел уже достиг иного конца Горного королевства. Все здесь выглядело несколько иначе. Дома выше, крыши прочнее, а в центре возвышался замок, построенный из загадочного камня, что блестел и отливал серо-синими красками на солнце. Легко преодолев стену и минуя многочисленные постройки, Орел достиг самой высокой башни, на вершине которой сидел человек. Вероятно, держит вахту. Но заметив Крылатого, человек испугался и направил на него меч.

«Не нужен ты мне», — вздохнул Орел и положил на подоконник письмо. Не дожидаясь ответа, полетел прочь. Только услышал зов трубы позади, а вскоре к ней присоединились и другие, заставляя весь дворец переполошиться. Рыцари выпускали стрелы, пытались даже набросить сеть, но пока Крылатый в небе, им не удастся его поймать. Не смел бы называться Орлом, если б позволил себя поймать. В небе птицы так же неуловимы, как акулы в море. Давным давно они отвоевали первенство на этой территории, и люди не посмеют сместить их. Но что если?..

Внезапное послание вспыхнуло в голове; голос, что отчетливо слышался в мыслях. Звучал строго и предостерегал, чтобы Орел не смел приближаться к лунной скале Великого дня, а иначе наказания не избежать.

Неужели этот день все же наступил? Столько лет… и вот сейчас?.. Казалось, этот миг далекая точка в будущем. Сотни тысяч лет преодолеть нужно, чтобы добраться до нее. Возможно ли? Орел сильнее взмахнул крыльями и полетел скорее, вот только все равно казалось, что горы внизу сменялись скалами слишком медленно. Как бы быстро не летел, Время все равно опережало, а Крылатому оставалось только волочиться позади. А ведь его предупреждали, ничто в мире не способно обогнать Время. Но быть может, он сможет его хотя бы догнать?

Природные краски расплывались, а облака сами расступались пред тем, кто так отчаянно рвался вперед. Все же не стоило ему соглашаться на просьбу Навы, ведь еще тогда почувствовал неприятный зуд в груди, а чутье Орла никогда не подводило. И все же в этот раз ему впервые захотелось, чтобы внутренний инстинкт ошибся.

Давно Небу не доводилось встретить тех, кто осмеливался решиться на гонку с непобедимым. И наблюдая за происходящим, оно позволило Крылатому отыскать короткий путь, взлететь высоко над облаками и отыскать самый быстрый воздушный ручей.

Наконец Орел приблизился к месту назначения. Опустился ниже и вдруг почувствовал, как воздух стал невероятно горячим. Крылатый опустил взгляд, и его пробрала дрожь. Искры летели к его крыльям и оседали на перьях. Обглоданная, изувеченная земля внизу пылала.

Ширококрылые тени возникли позади и, прежде чем Орел успел спикировать, накинулись и повалили на землю.


Часть 4

Часть 4

Где-то там, на стыке границы,
Навсегда переломаны крылья.
На выжженной солнцем странице
Обернется сказание былью.

Сотни ястребов и орлов, и каждый — огромной величины. Они все сильнее заволакивали небо, тянулись к скале у Змеиного озера, наворачивали круги вокруг нее и звонко клекотали. Кричали, словно звали кого-то, или то была их ритуальная песнь? Хриплый зов возвышался над миром безкрылых и, казалось, мог достигнуть иного конца Земли.

Завороженная Нава не могла пошевелиться. Эти сила и величие маревом затуманивали все мысли. Луна цвета крови… небо словно погибает.

Нава очнулась от наваждения и резко покачала головой, но образы, что так давно не беспокоили, снова вернулись. Нет, нет. Теперь не просто видения. Птицы вернулись. А может… может быть это вовсе не птицы? Никогда ими не были! Может быть, они такие же, как ее Дей. Может быть, они пришли с миром. Всего лишь приветствие… Но почему же тогда так страшно, так неспокойно?..

Девушка невольно потянулась рукой к ним, как вдруг одна из птиц пролетела прямо над головой, другая вихрем промчалась следом и задела крылом, третья пролетела совсем близко и сбила с ног, порезав когтями плечо. Нава судорожно вцепилась руками в траву, не сводя глаз с диких птиц. Куда? Куда же вы спешите? Что вам нужно?..

Орлы спускались вниз, к деревням. А тот, чьи перья отливали фиолетовым, бросил клич, подзывая других птиц. И те одна за одной последовали за вожаком, быстрее пули пускаясь вслед.

Они же… летят к людям.

Нава не помнила, как поднялась, не запомнила, как бежала с холмов, не обращала внимания, если падала и резала ноги о камни и сломанные ветви, только бы успеть. Она кричала птицам остановиться, молила их взять себя вместо людей, но те, словно и не слышали ее. Ястребы и орлы окружали целые деревни, дома загорались и рушились один за одним. Птичий клекот и человеческие голоса смешивались в единственный Крик. А Нава могла лишь наблюдать за тем, как весь мир рушится прямо на глазах. Сколь быстро она бы не бежала, не могла обогнать тех, у кого есть крылья.

И все равно бежала, падала и поднималась, пока не достигла наконец родной деревни.

Образы и мысли, воспоминания и реальность — все смешалось в хаос, закружилось ураганным вихрем и обрушилось бурей.

Нава не могла узнать то, во что превращались родные края. Дома рассыпались пеплом на ветру. Рыдания, мольбы о помощи, проклятия и жажда отмщения. Женщины плакали, обнимая детей, и прятались в разрушенных домах, мужчины точили копья, хватали все, что способно защитить их семьи, бежали на крылатых монстров, но через мгновение уже падали, и в мертвых глазах отражались черные крылья.

Птицы хватали когтями случайных несчастных, разрывали клювами грудную клетку, выкалывали глаза, разрывали плоть, швыряя оторванные конечности. Они уродовали человеческие тела и пожирали сердца, все больше марая кровью дарованные небом крылья. Багровая жидкость обволакивала их перья: от головы до хвоста. Птицы ли они теперь?..

Окаменевшая Нава вздрогнула, когда увидела ребенка, что стоял посреди дороги. Девочка была так же заворожена чудовищными картинами, как и она сама. Нава скорее бросилась к ребенку, обхватила руками хрупкое тельце. Совсем кроха, года два, не больше, еще пахнет материнским молоком, но отчего-то девушке не удавалось оттащить ее в сторону. Ребенок словно прирос к земле. «Идем, умоляю, уйдем отсюда», — шептала она, но девочка ее не слышала. Только смотрела в небо с обезумевшими птицами, и одна из них уже направилась прямо сюда.

Резкий вдох. Подавленный крик. Снова. Все повторяется снова.

В руках у девушки осталась лишь пустота. Нава подняла взгляд и увидела дикое крылатое существо. В изогнутых когтях обмякшее тельце, еще теплое. Орел усмехнулся, глянув девушке в глаза. Сомкнул когти, и те глубже вонзились в нежную кожу, переламывая еще не окрепшие кости.

На лицо Наве брызнула кровь, засыхая мелкими точками на коже. Она в ужасе сидела в самом эпицентре Кошмара, не смела и шелохнуться, как вдруг образы, что так долго застилали взгляд, приобрели видимую оболочку.

Дей… Ей так сильно нравилось слушать, как он играет. И она все еще слышала музыку, когда брат, стоя у края обрыва, вдруг оторвался от земли, а его флейта упала к ее ногам. Изогнутые когти легли брату на плечи, а широкие крылья одним взмахом наслали ледяной порыв ветра. Дей молил сестру взглядом: «Беги, умоляю, убегай!» Но она так же, как и этот ребенок, не смогла пошевелиться. В один миг орлы подняли его в воздух. Напротив солнца Нава могла разглядеть лишь то, как птицы потянули брата в разные стороны и в одну секунду его темный силуэт разорвался на две половины, а кровь Дея окропила лицо и белое платье.

Нава, еще не осознавая того, что случилось, не могла никаким способом оторвать взгляд. Она видела, как птицы ловят внутренности, вывалившиеся из смертной оболочки, и клюют прямо в воздухе. Играючи. Как легко им удалось отнять человеческую жизнь, как ловко у них получилось превратить в рваную игрушку того, кто ранее был живым: с мыслями, стремлениями и горестями. Они опорочили, осквернили, превратили его в ничто.

Дея больше нет. И осознание этой истины превратило сердце Навы в пустое пятно. Словно белая дыра, оно поглощало все краски и настроения, что еще существовали. Все надежды рассыпались, разбились о землю одним взмахом крыла. Но где-то среди всклокоченных мыслей родилось подозрение, готовое в любой миг обернуться исступлением. Кто же тогда тот орел, на которого она переложила всю тоску и воспоминания о Дее? Ей так сильно хотелось вернуть его, она была готова увидеть брата в любом облике, только бы снова встретить его. Но что если… Мог ли Крылатый быть одним из тех, кто…

Чужой переполненный гнева крик заставил Наву снова взглянуть на происходящее здесь и сейчас. Мальчик, на вид не старше тринадцати лет, тяжело дышал, плакал и не отрывал глаз от той же птицы, что мгновение назад вырвала ребенка у Навы из рук. Была ли та малышка его младшей сестрой? Или всего лишь знакома ему? Мальчишка до побелевших костяшек стиснул в руке остро наточенное копье.

«Вы… вы… падальщики! — выплюнул он, поднимая копье выше над головой. — Рано или поздно мы уничтожим вас, и вы пожалеете о том, что осмелились покинуть свое небо!»

С неистовым воплем он бросился к птицам. Нава схватила его за край одежды, но ткань тут же выскользнула у нее из рук. Один из орлов взревел и повалился на землю, копье попало прямо в горло. Но в ту же секунду одна из птиц схватила ребенка и подняла высоко в небо — так, что тот уже терялся среди бурых крыльев. Мальчик вырывался, ерзал, но когти не разжимали своей хватки и на миллиметр. Тогда он закричал изо всех сил: «Не смейте… Не смейте склонить пред ними головы! Мстите им за наши семьи! Прогоните крылатых монстров с нашей земли!..»

В словах обреченного на смерть ребенка прозвучала страсть и такая неистовая жажда справедливости, что вдохнуло в сердца жителей деревни новые силы. У них словно выросли собственные крылья.

«Верно! — закричал кто-то еще. — Не позволим им отнять нашу землю!»

И с обезумевшим взглядом десятки людей вывалили на дороги, бросились к смерти в объятия, но прежде, чем та обвивала их костлявыми руками, все же успевали вонзить копья и стрелы диким птицам в крылья.

«Глупые люди… — Нава вздрогнула, услышав чужой голос прямо за спиной. — Не нужны нам их земли».

Девушка почувствовала дыхание зверя. Зверя, готового разорвать ее в любой миг. Медленно обернувшись, она была не в силах дышать.

На нее смотрел орел, чьи крылья отливали фиолетовым. Весь покрыт давно зажившими шрамами, многие перья навсегда оборваны и сожжены. Невозможно представить, в скольких сражениях побывала эта птица, но ясно одно: он не привык проигрывать. Она услышала… его слова?

«У вас есть кое-что более ценное, — дикий орел сощурил желтые глаза. — Небо подарило нам мощь крыльев и скорость ветра, но оно не в силах дать нам то, чего желаем больше всего на свете. До сих пор мы жили, довольствуясь долголетием и бесспорным лидерством. Но мы не смогли вечно наблюдать за тем, как бессмысленно вы, люди, растрачиваете бесценный дар. Рано или поздно возмездие настигло бы вас. — Орел склонился над Навой так, что его клюв почти касался ее лица. — Боишься меня?».

Этот голос проникал в самые мысли, а к нему присоединялись и другие. Слова и фразы, восклицания и шепот накладывались друг на друга, спутываясь так, что и не различишь смысла. Нава заткнула уши руками, но голоса не исчезали. Почему? Почему она их слышит?

«Тебе нет нужды опасаться нас. Ведь у тебя нет того, что необходимо нам. Ты пустая. Не нужна нам».

Что же им нужно? Существует ли в мире такая вещь, ради которой можно вершить казнь невинных и превратить реальность в ад?.. Неужели они думают, что небо простит этот поступок?!

— Вы же потеряете свои крылья! — Глаза у Навы горели, сердце пылало, все равно что раскаленный уголек. Ей захотелось вцепиться птице в горло и задушить собственными руками.

«Нам они больше не нужны, — коротко ответил орел, и его глаза вспыхнули азартом. — Ваши жизни. Ваши души. Только они».

Он снова окинул торжествующим взглядом все происходящее вокруг и в эту секунду был по-настоящему счастлив.

«Веками мы копили силы, чтобы однажды скинуть оковы и освободиться. Этот день настал».

— Оковы лишь в ваших мыслях.

Вожак не успел ничего предпринять, как странная музыка внезапно взлетела к небу, спутывая крылья птиц и смешивая их внимание. Даже орел с фиолетовыми крыльями не смел пошевелиться. Крылатые звери бросали все и летели к Наве, наматывая круги над ее головой, они создали в небе настоящее торнадо. Смерч из черных крыльев. Неровно скачущие звуки были словно стон. Рваная мелодия приманивала птиц, ужасала людей и, подобно взрыву необъятной величины, разлеталась по всему континенту, заползала в каждый уголок, липкой пылью оседая в мыслях каждого, кому доводилось ее услышать.

Но вдруг все оборвалось, и птицы с оглушающим клекотом разлетелись по небу. Они кричали, словно вороны, и беспокойно гнездились в воздухе, спутываясь между собой. Эта песня разворошила улей.

Вожак пригвоздил Наву к земле и флейта выпала у нее из рук. Взгляд, переполненный злобой; рычит, словно пантера, и готов убить, уничтожить, изорвать своими же когтями. Если бы только мог.

— Чего же ты ждешь?

Но орел вдруг отпустил и отлетел дальше. Вот только слова его ранили глубже когтей.


«Ты уже давно мертва».


Как будто вырвали из груди сердце и склевали на глазах. Но было ли у нее сердце?

Нава в ужасе опустила взгляд и посмотрела на собственные руки. Ни крови, ни царапин, ни порезов. Ничего.

«Только птицы могут говорить с тобой».

Не только брата превратили в пустоту.

Орел поднимался в небо к собратьям, но голос его звучал лишь звонче.

«Эти люди винили тебя в смерти брата даже после смерти. Посмотри на них внимательней, ведь именно они те, кто не позволил тебе уйти. А ты их защищаешь? Сочувствуешь им?»

— Нет, нет, нет, не может этого быть! Замолчи, замолчи!

Могла ли Нава когда-нибудь вообразить, что у нее смогут отнять что-нибудь еще?

«Все это время ты отторгала свою истинную сущность, ты заглушала птичьи голоса и порой становилась видимой для людей. Ты запуталась. Блуждала между мирами, не имея возможности приткнуть ни к одному из берегов. Чужая в каждом из миров... Ты искажала собственную память».

Девочка с остановившимся сердцем лежит на вершине лунной горы, а ее безжизненный взгляд направлен в небо, в котором уже давно исчезли напировавшиеся досыта птицы. Нава смотрит на саму себя со стороны и не может осознать того, что с нею случилось. Она безмолвно кричит в пустоту, но ни небо, ни горы, ни звезды, ни луна не желают дать ответ.

«Ты так сильно не желала верить в свою смерть, что даже выросла. Оглянись, собственный народ ненавидит тебя. Надо же… Ты совсем как Ари».

— Ари… — эхом повторила осипшим голосом. — Кто такой Ари?

«Изгнанник».

Черная тень и красная лента вспыхнули в небе и внезапным рывком набросились на вожака, сбивая того с пути. Переполненное ярости клекотание; когти, впивающиеся в противника мертвенной хваткой; клюв, заточенный о кости тысяч жертв. Фиолетовая и черная тени сцепились в потемневшем небе и сливались в одно невообразимое пятно. Только красная лента пестрыми очертаниями разбавляла эту картину, не позволяя Наве и на секунду отвести взгляд.

Наконец обе крылатые фигуры повалились на землю и тяжело дышали. Вторая птица приземлилась как раз около Навы, словно специально спрятав девушку за своей спиной. Красная лента кровавым ручьем волочилась по земле… шарф? «Дей!» — чуть было не сорвалось с губ, но она осеклась. Орел бросил к Наве взгляд, и только сейчас девушка смогла рассмотреть, сколько крови пришлось впитать его перьям, чтобы добраться сюда. Израненные крылья, казалось, сломаются, стоит нанести еще удар, но все еще были достаточно сильны, чтобы поднять в воздух. Орлиные глаза заглядывали в самое сердце и в одно мгновение прочли и поняли все, что произошли за время разлуки.

Ари снова сосредоточился на противнике и, чуть склонившись, произнес голосом, что слышат только птицы:

«Здравствуй, отец».

В горле у вожака что-то хрипнуло, он качнулся, но потом поднялся и выпрямился.

«А ведь я предупреждал тебя — не сметь появляться здесь».

«Не тебе определять волю Неба и не тебе указывать, на кого падет его кара».

«Совсем не изменился, Ари, — вожак гордо поднял голову. — А ведь ты мог однажды занять мое место. Погляди, как далеко мы зашли. Ты мог бы возродиться с нами, но вместо этого предпочел отказаться от великой цели и уйти с отщепенцами. Стоило ли оно того?»

Он презрительно сощурился, бросив взгляд на девушку за спиной Ари.

«Все это время вы верили, что вместе с плотью поглотите и души. Вот только это ложь, которую вы выдумали и сами же поверили».

Орел с фиолетовым окрасом перьев смотрел разочарованно, холодно и отчужденно. А ведь на мгновение у него промелькнула мысль, что сын отринется от этих неправильных мыслей и снова вернется в стаю. Но нет. Все же слишком они разные. Никогда им не быть в одном мире одновременно, никогда не разделить кров и пищу.

Опуская изогнутый клюв к земле, вожак посмотрел на сына, как зверь смотрит на добычу. Всего лишь мгновение, и он бросит клич. Птицы набросятся на того, кто осмелился не подчиниться и кто знает, к каким последствиям привели бы эти события, если бы позади не послышался зов трубы.

Люди в доспехах и верхом на лошадях были вооружены. Они направили горящие стрелы в небо из птиц и не собирались отделаться простыми угрозами. Предводитель тут же
взлетел в небо, и его возглас рассыпался в воздушном пространстве.

Зажженные стрелы полетели к орлиной стае, что заполонила небо, и в ту же секунду птичьи крылья загорелись. Сотни крылатых созданий вспыхивали так же легко, как факелы. Дикие птицы инстинктивно замахали крыльями чаще, стремясь согнать обжигающее пламя с перьев, но от их попыток огонь разгорался лишь сильнее, перебрасывался с одного крылатого зверя на другого. Некогда потухшее небо вспыхнуло красно-рыжими красками. Остриё судьбы резко сменило направление.

Орлы в неистовом бешенстве теряли всякий контроль над разумом, бросались друг на друга, кусали, рвали перья собратьев и сгорали. Потухшими звездами падали с неба, рассыпались над деревнями пепельным дождем. Люди наблюдали с земли за происходящим. Усталые, изможденные, потерявшие столь многое, но все еще живые, — они видели, как одна за другой исчезают птицы, как небо светлеет. Хоть солнце уже и успело спрятаться за горизонтом, изогнутая луна освещала небо призрачным светом, теперь в ней не осталось и капли багрового цвета. Несомненно, этот день навсегда останется прожженной страницей в истории Горного королевства. Сколько бы ни прошло лет, люди передадут память о нем детям, а те своим потомкам. Без корней не прорастут цветы.

Подняв с земли любимую флейту, Нава глубоко вздохнула. Находясь между жизнью и смертью, где-то за той стороной, где не нужны ни слова, ни даже мысли, девушка почувствовала, как ее плечи обвили чьи-то теплые, но неосязаемые руки, а знакомый голос шепнул: «Спасибо». И в одном этом слове заключалась целая Вселенная. А потом все исчезло.

— Прощай, Дей, — прошептала Нава, тоже наблюдая за тем, как проясняется ночное небо. Лунный свет развеивал не только ночную мглу, но и согревал людские сердца.

Как много потребовать времени, чтобы отпустить того, кто так прочно закрался в твое сердце.

Возможно, о том же самом подумал и Ари, глядя на то, как среди теряющих свои крылья птиц меркнул фиолетовый огонек.

Нава улыбнулась, смахивая блестящие слезы с глаз.

— Все это время за маской брата я никак не могла разглядеть настоящего тебя. Ари. — Орел невольно затаил дыхание, впервые услышав, как Нава называет его истинное имя. — Но теперь я попытаюсь узнать тебя настоящего. Прости.

«И снова это слово… Как же ты не поймешь, что оно совсем не к месту. И совсем не ты должна произносить его».

Нава тихо засмеялась, прижимая флейту к сердцу.

— Как же здорово слышать твой голос, — сказала она, прильнув к бурым перьям и вдыхая в легкие запах самой природы.

Теперь-то она поняла, что нужно делать и в каком направлении двигаться дальше.

Прежде чем стража короля увидела Ари, орел позволил девушке забраться на спину и, взмахнув крыльями, оторвался от земли. Ночь укрыла их от чужих глаз.

С тех пор, чтобы ушедшие за грань смогли расправить невидимые крылья и вольно отправиться в новую дорогу, Нава провожает их в последний путь. И каждый раз, как мир покидает добрая душа, где-то из-за гор слышится песня флейты...

@темы: отрыв от реальности, марание клавиш, марание бумаги